Любимая еда мировых лидеров.

"Вчера, в особом прибавлении, напечатали мы известие о приходе монитора Миантономо и парохода Августа. Ниже читатели найдут это описание, повторённое нами для иногородных наших читателей. К этому описанию мы считаем долгом прибавить всё то, что происходило сегодня. В 9-м часу утра астроном кронштадтской морской обсерватории Л. Э. Гибнер посетил пароход Августа и монитор Миантономо. Г-н Гибнер привёз с собою письма на английском языке, в которых подробно изложены были правила показания среднего полдня в Кронштадте, с обозначением разности времени между меридианами Гринвича, Нью-Йорка и Кронштадта. В 10 часов господин главный командир порта генерал-адъютант адмирал Ф. М. Новосильский, с начальником штаба контр-адмиралом И. Н. Изыльметьевым, капитаном 1-го ранга Баженовым и адъютантом штаба, посетил американские суда, для отдачи визитов, сделанных накануне командирами. Во время пребывания Его Высокопревосходительства на пароходе Августа ему сделан был салют, при подъёме русского флага, 17-тью выстрелами. На это тотчас-же было отвечено равным числом выстрелов с близь стоящего винтового корвета Гридень, при подъёме американского флага. После Августы адмирал посетил монитор и весьма долго и подробно осматривал его. В присутствии Его высокопревосходительства ворочали башни, показывали действие 15-ти дюймовых орудий и вентилаторв, снабжающих воздухом каюты и жилое помещение этого почти подводного судна.
Монитор Миантономо представляет собой увеличенный тип наших мониторов, но по принципу и системе постройки весьма похож на наши. Во всяком случае, как судно перешедшее океан, и тем доказавшее, что мониторы могут быть хорошими мореходными судами, он вполне заслуживает полного и самого серьёзного внимания специалистов.
В 11 часов адмирал оставил монитор и на катере возвратился в гавань. На пути адмиральский катер встретился с двумя катерами: с депутациями от морского собрания в Кронштадте и от морской библиотеки. Депутации эти передали капитанам Муррей и Бомонт и всем офицерам обоих судов именные билеты на звание членов морского собрания и морской библиотеки.
В 12 часов на восточный рейд прибыла паровая яхта Нева, имея на фор-брам-стеньге флаг С.-Петербургского речного яхт-клуба; в тоже время появилась целая флотилия яхточек клуба под парусами. Всё это придавало необыкновенное оживление нашим рейдам, нашей эскадре и гаваням, как нарочно, переполненным купеческими кораблями. С паровой яхты Нева послана была депутация на американские суда с поздравлением с приходом наших заокеанских друзей.
В 1 час капитаны американских судов с американским вице-консулом г. А. Х. Вилькенсом делали визиты г. командиру вице-адмиралу А. В. Шулепникову и прочим начальствующим лицам в порту.
В исходе второго часа, американские офицеры, числом до 30 человек, съехали с своих судов на пароходе Ижора. Подходя к гавани офицеры и сопровождавший их лейтенант пересели на паровой барказ Колдунчик, и направились к рундукам средней гавани, откуда пешком через Господскую улиу направились в здание морского собрания и библиотеки. Здесь встретили их члены комиссии, избранной для приёма.
при осмотре библиотеки всем американским офицерам предложены были каталоги, изящно переплетённые и нарочно для них изготовленные. Тут-же показывали им свято-сохраняемые хартии города Нью-Iорка и штата Род-Эйланд, поднесённые в 1863 г. адмиралу С. С. Лесовскому и подаренные им в музеум библиотеки.
В 2 с половиной часа по полудни, при звуках американского народного гимна, всё общество село за стол в нашем роскошном зале морского собрания. Этот завтрак не имел официального характера и отличался дружеской беседой первого знакомства наших гостей с людьми, собравшимися для того, чтобы оказать им радушный приём и показать им всё достойное замечания в окрестностях нашей столицы.
Вечером, в 5 часов, капитаны американских судов и некоторые из начальствующих лиц в Кронштадте приглашены были к обеду к г-ну главному коменданту порта.
Заврашний день наши гости отправяться в Петергоф. Посланник Штатов г. Фокс, его секретари и капитаны Мюррей и Бомонт будут иметь честь представляться Его величеству Государю Императору, а прочие офицеры сделают прогулку в экипажах по великолепному парку и вечером отправятся на Елагин остров, где будет устроен фейерверк, по случаю дня рождения Ея Величества государыни Императрицы.
В четверг утром, в Кронштадте ожидают посещения Е. И. В., а вечером, в 5 часов, назначен большой обед для г-на Фокса и американских моряков, в зале морског собрания, от имени русского флота.
В пятницу, 29 июля, назначен обед в Кронштадтской городской Думе от граждан города Кронштадта." Статья из газеты «Кронштадтский Вестник» № 85 (737) за 26 июля (8 августа) 1866 г. http://www.kronstadt.ru/news/amer-1.htm

Бывший морской офицер, сорокапятилетний Фокс был известен как активный политический деятель администрации Линкольна. В годы гражданской войны он был одним из видных организаторов и руководителей флота северян.

Конгресс одобрил предложение Фокса осуществить визит в Россию на одном из мониторов. Считалось, что именно корабль принципиально нового типа, впервые заявивший о себе во время войны во флоте северян, будет наилучшим образом представлять военно-морские силы Соединенных Штатов. Не последнюю роль играло, очевидно, и стремление продемонстрировать всему миру мореходные качества мониторов. Ведь ни один из них еще ни разу не пересекал океан, да и мало кто в Европе верил в возможность такого чуда. Мониторы воспринимались прежде всего как речные корабли, предназначавшиеся для борьбы с береговыми батареями противника. Командование американского флота хотело проверить — а «не могут ли они строиться так, чтобы быть сильным орудием даже во время сражения в открытом море?»

Для участия в визите был выбран один из новейших мониторов — «Миантонамо». Это был сравнительно небольшой низкобортный, глубокосидящий броненосец. Для обеспечения его перехода через океан было выделено два паровых парусно-колесных фрегата «Аугуста» и «Ашуелот». К концу мая все корабли небольшого отряда сосредоточились в бухте Сент-Джонс на острове Ньюфаундленд. Пункт отправления был выбран не случайно: отсюда начинался самый короткий путь в Европу, к берегам Ирландии.

5 июня Фокс прибыл в Сент-Джонс. В тот же день корабли снялись с якоря и вышли в море. С погодой американским морякам повезло. Как следует из шканечного журнала «Миантонамо», в течение всего перехода дул свежий северо-западный ветер, шла пологая океанская волна. Большую часть пути «Миантонамо» проделал на буксире у «Аугусты» — экономили уголь. По едва возвышающейся над водой палубе монитора постоянно гуляла полутораметровая волна. Выход на верхнюю палубу был небезопасен. Зато бортовая качка глубоко сидящего корабля почти не давала себя знать.

Каждый полдень, после определения места нахождения корабля, листок с координатами закупоривали в бутылку и бросали за борт — кто знает, что может быть завтра. Океан; есть океан. Да и недавняя гибель во время шторма у мыса Гаттерас первого корабля этого типа тоже настораживала. Что и говорить, через океан на «Миантонамо» шли люди не робкого десятка... Переход длился 11 суток. 16 июня, пройдя 1765 миль, отряд Фокса достиг побережья Ирландии. Корабли вошли в бухту Корк и встали на якорь. Кстати, три бутылки, брошенные с «Миантонамо» тоже достигли Европы. После нескольких месяцев дрейфа они были выловлены у побережья Нормандии и по давней морской традиции переданы американским властям.

Странное зрелище представлял для европейцев монитор — «это невиданное дотоле судно, походившее издали на огромный плот, на котором возвышались две башни и труба». Не случайно английский адмирал, встречавший эскадру, спросил Фокса: «И вы действительно переплыли Атлантику на этой штуковине? Очень сомневаюсь, что я смог бы это сделать». Но вот прошло несколько дней, и «штуковина», напоминающая баржу, вновь отправляется в плавание. На пути в Россию было два захода — в Шербур и Копенгаген. Большую часть пути «Миантонамо» шел своим ходом. Сопровождал его теперь один лишь фрегат «Аугуста». После успешного перехода через океан «Ашуелот» был отправлен в Средиземное море.

Балтика встретила заокеанских гостей частыми туманами. То и дело приходилось сбавлять ход, а то и просто ложиться в дрейф.

Наконец 3 августа отряд прибыл в Гельсингфорс. Тревожили слухи о свирепствующей в Петербурге холере. К счастью, слухи оказались преувеличенными, и 5 августа американские корабли покидают Гельсингфорс. Предстоял последний переход по Финскому заливу. При выходе из гавани отряд Фокса был встречен русской броненосной эскадрой. После обмена салютами «русские суда выстроились в две колонны, а американский пароход и монитор стали между ними... Таким образом, соединенная эскадра поплыла в Кронштадт и при благоприятной погоде прибыла туда 6 августа».

Величественную картину представлял в тот день Кронштадтский рейд. В Купеческой гавани — толпы народа; множество шлюпок и яхт; на заднем плане — русская эскадра; на переднем — медленно движущийся «Миантонамо», приветствуемый пушечными выстрелами с фортов и звуками американского национального гимна.

Как только корабли встали на якорь, посланника Конгресса от имени императора приветствовал контрадмирал С.С. Лесовский, которого американские моряки помнили по визиту русской эскадры в Нью-Йорке в 1863—1864 годах. В тот же день Фокс и сопровождающие его лица прибыли в Петербург; их разместили в гостинице «Hotel de France», что находилась на Большой Морской, недалеко от арки Главного штаба.

8 августа чрезвычайное посольство было принято Александром II. Аудиенция состоялась в Петергофском дворце. До Петергофа ехали поездом. На станции пересели в придворные кареты. Несмотря на строгий дипломатический этикет, прием проходил в исключительно теплой обстановке. «Многочисленные связи, издавна соединяющие великую империю на востоке и великую республику на западе,— говорилось в зачитанном Фоксом послании Конгресса,— вновь умножились и упрочились благодаря поддержке, которую русское правительство оказало Соединенным Штатам в тяжелые годы их междоусобной борьбы». О традиционно дружественных отношениях между Россией и Америкой говорил и царь. Свою речь он закончил заверением, что никогда не забудет дружественного приема, оказанного Соединенными Штатами его эскадрам. Желая отблагодарить американских моряков, император объявил, что все они, без исключения, и офицеры, и команда, являются гостями русского правительства. Тотчас после аудиенции в Вашингтон была отправлена телеграмма, в которой Фокс докладывал правительству об исполнении возложенной на него миссии; Это была первая телеграмма, отправленная из России в Америку по только что проложенному трансатлантическому кабелю.

Пока во дворце шел официальный прием, американские офицеры в сопровождении адмирала Лесовского осматривали дворцы и парки Петергофа. В нижнем парке они встретили героя Севастопольской обороны Э.И. Тотлебена. «Офицеры с почтением и восторгом приветствовали знаменитого инженера... Прощаясь с ним, прокричали ему трижды «Ура!», которое слилось с неумолкаемым шумом петергофских фонтанов». На Царицыном острове американским гостям показали дуб, выросший из желудя, взятого с дуба, «осеняющего могилу Вашингтона».

Ответный визит императора не заставил себя долго ждать. На следующий же день Александр II в сопровождении наследника и великих князей посетил американские суда. «Миантонамо» салютовал ему из своих башенных орудий. Делалось это впервые и вопреки существующим правилам, ибо на американском флоте орудия такого калибра «предназначались исключительно для военных действий».

Так начался первый официальный визит американского флота в Россию. Впереди было знакомство со столицей. Однако до нее, конечно, был Кронштадт с его мощными фортами, доками, морской обсерваторией, богатейшей библиотекой морского клуба, почетными читателями которой стали все американские офицеры. При осмотре арсенала гости были «поражены множеством военных флагов, забранных у неприятеля и свидетельствующих о подвигах русского флота на море».

Петербург поразил американцев своим великолепием, а также непрерывными богатыми обедами и балами. Например, ужин, состоявшийся в «роскошно иллюминированном саду» одного из особняков на Каменном острове, на котором присутствовал «весь цвет петербургского общества», обошелся гостеприимному хозяину более чем в 40 тысяч рублей...

23 августа по приглашению «Московского городского общества» посольство выехало в Москву. Ехали в специальных вагонах, «задрапированных снаружи флагами американских цветов».

...Первопрестольная встречает гостей медью оркестра. Над привокзальной площадью, заполненной толпой, звучит национальный гимн «Славься, Колумбия». Городской голова, члены управы и многочисленные представители различных обществ приветствуют посольство. Гости направляются в приготовленную для них резиденцию. Неожиданно для себя они находят там свои фотографии. Однако удивление их возрастает еще больше, когда они видят и свои портреты, написанные маслом,— ведь они никому не позировали! Секрет раскрывают хозяева — снимки были сделаны еще в Петербурге скрытой камерой за два дня до отъезда в Москву. С них и писались портреты. В тот же день посольство нанесло официальный визит генерал-губернатору Москвы В. А. Долгорукову. Поднимая тост за здоровье гостей, он сказал: «Прием, оказанный вам в среде нашего флота, говорит о том, каким уважением пользуются граждане Соединенных Штатов в нашем отечестве. Поверьте, что такой же прием вы встретите и в Москве, нашей древней столице». Так оно и было.
На пятый день посольство отбыло в Нижний Новгород. Американцам хотели показать знаменитую Нижегородскому ярмарку. Она продолжалась ровно два месяца в году, и в эти месяцы население города возрастало в 6—8 раз, с 40 до 250—300 тысяч человек. Торговый оборот ярмарки превышал 100 миллионов рублей. Одного только чая здесь продавалось более чем шесть тысяч тонн.

Купечество в честь приезда на ярмарку посольства устроило обед. «Обеденный зал был украшен цветами, зеленью, национальными флагами и портретами государя, Вашингтона, Линкольна и Джонсона. За стол село около полутораста человек, между которыми были представители всех национальностей: русские, персы, татары, армяне, купцы с Кавказа и из далекой Сибири». Тем не менее ярмарочный комитет очень сожалел, что в связи с разгаром ярмарки купечество не может принять дорогих гостей с тем блеском, с каким оно желало бы.

1 сентября посольство отплыло в Кострому. «Как только м-р Фокс вступил на набережную, один из крестьян снял с себя верхнюю одежду и расстелил ее перед ним. М-р Фокс попытался перешагнуть через нее. Однако в ту же минуту, словно по мановению волшебного жезла, весь путь до конца набережной был мгновенно устлан одеждами. Толпа молча наблюдала, что будет дальше. Когда же м-р Фокс решил, наконец, пройти по одежде, толпа радостно приветствовала его громким «ура!». После знакомства с Костромой и осмотра памятника Ивану Сусанину посольство продолжило свой путь по Волге.

В последние дни пребывания в столице американцам был дан обед в аристократическом, так называемом «английском клубе». Выступил канцлер А.М. Горчаков: «Я радуюсь... что умы практические, чуждые всякого предубеждения могут сами и беспристрастно судить о нас. Они могли оценить и... величайшую славу, и гордость нашего отечества, и народ, составляющий его силу!» Выразив надежду, что добрые взаимоотношения между обоими народами будут существовать вечно, Горчаков отметил, что он особенно ценит эти взаимоотношения потому, что «они не представляют никому ни угрозы, ни опасности... Господь даровал обеим странам такие условия существования, что они вполне могут довольствоваться своей великой внутренней жизнью». В тот же день полный текст речи Горчакова был передан телеграфом в Соединенные Штаты. Интересно, что отправка этой телеграммы обошлась корреспонденту «Нью-Йорк геральд» в семь тысяч долларов.

15 сентября 1866 года американская эскадра снялась с якоря и вышла в Финский залив..." - http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6462/

Некоторые иностранцы испытывали неудобство по поводу того что в Кремле ели деликатесы, в то время как народ голодал. После нападения Германии на СССР международное положение коренным образом изменилось. Советский Союз превратился в главного военно-политического партнера западных держав – Великобритании и США. Настоятельная необходимость координации военной, политической и дипломатической деятельности, конечной целью которой являлось достижение победы над общим врагом, потребовала постоянного обмена мнениями между руководителями союзных стран. Москву, начиная с сентября 1941 года, посетили с официальными визитами многочисленные политические лидеры, государственные, военные деятели, дипломаты стран-членов антигитлеровской коалиции.
Подобные визиты завершались дипломатическими приёмами в Кремле. Все они устраивались Председателем СНК СССР Иосифом Сталиным в форме. Застолье, т. е. потребление яств и алкогольных напитков являлось важной составной частью протокола дипломатических приемов в Кремле. Трапеза, сопровождавшаяся произнесением многочисленных здравиц, как правило, занимала 2-3 часа. Вслед за этим следовала непринужденная беседа в специальном помещении (оно примыкало к Екатерининскому залу), куда подавались кофе и сладости. Историк Владимир Невежин в статье «Еда и алкогольные напитки на дипломатических приёмах в Кремле 1941-45 гг.» (журнал «Codrul Cosminului», №1, 2014) рассказывает, что подавали на таких приёмах.
Уже в 1941 году в меню дипломатических приемов в Кремле важную роль играла французская кухня, усиленная русскими закусками: красной икрой, солёной и копчёной рыбой. Подлинной сенсацией на этом фоне, помимо уникальных русских закусок, выглядели жаркое из дичи (рябчики, куропатки, тетерева), блюда из оленины, лосятины, домашней птицы. По свидетельству А.Гарримана, во время обеда 1 октября 1941 года череда холодных закусок началась с подачи икры и различных видов рыбы и свиного окорока. Затем принесли горячее: суп, курицу и дичь. На десерт были мороженое и пирожные. Кроме того, в большом изобилии на столах имелись фрукты, которые не продавались в обычных магазинах. Гарриман предположил, что они произрастали в Крыму. К.Прушински отмечал, что на приеме 4 декабря 1941 года яства, обозначенные в меню французскими названиями, происходили, однако, из традиционной русской кухни, «богатой, острой и тяжёлой». Среди закусок преобладали рыбные блюда – из лосося, белуги, сёмги, а также икра наилучшего качества. Вслед за этим, как писал Прушински, официанты подали первое. За супами пришла пора мясных блюд – дичи, рыбы, которые были в большом выборе. Меню упомянутого дипломатического приема было следующим. В состав холодных закусок входили: икра зернистая, икра паюсная и расстегайчики. Помимо этого, на столе имелись: сёмга, балык белорыбий, сельди с гарниром, ветчина, салат оливье, поросёнок, сыры, масло, огурцы кавказские и помидоры.
В качестве горячих закусок на упомянутом приеме в Кремле 4 декабря 1941 года подавались грибы белые в сметане «о гратен» и медальон из дичи пуаврад. Собственно, обед на банкете в честь польской делегации во главе с Вл. Сикорским состоял из первого, второго и десерта. На первое участники банкета могли выбрать крем-суп (суп пюре), консоме и «борщок». Консоме — это осветлённый густой бульон. В классической кухне известны консоме из куриного и говяжьего бульона. «Борщок» – это было первое блюдо, которое поляки называют «барщик». Во всяком случае, «гастрономический патриотизм» К.Прушинского не оставил ему другого выбора, как отведать именно это первое блюдо. Вместе с первым подавались пирожки пай. На второе во время банкета в Кремле 4 декабря 1941 года предлагались: стерлядь в шампанском, нельма отварная, индейка, цыплята, рябчики, спаржа, соус муслин и сливочное масло.
Наконец, на десерт на упомянутом приеме были предложены шоколадное парфе, а также пети-фур (пирожные и печенье небольшого размера), фрукты и жареный миндаль. Участникам банкета вместе с десертом предложили кофе, ликеры и коньяк. Помимо приведенных выше сведений, представление о том, какие яства подавались на дипломатических приемах в Кремле в военные годы, даёт меню обеда в честь президента Чехословакии Э. Бенеша (22 декабря 1943 года). Холодная закуска состояла из зернистой и паюсной икры, сёмги, холодного поросёнка с хреном, расстегайчиков, кавказских огурцов, сливочного масла. Был также подан салат паризьен («парижский») из дичи и овощей. Горячая закуска была представлена пловом из молочного барашка, стерляди миньер с каперсами. На первое во время обеда были поданы (вместе с различными пирожками) суп-пюре из пулярды (пулярки) – жирной, специально откормленной курицы, и консоме с профитролями. Профитроли — это небольшие (менее 4 см в диаметре) кулинарные изделия французской кухни из заварного теста с различными начинками. На второе на приёме 22 декабря 1943 года предлагались: нельма отварная, соус муслин, индейка, цыплята, куропатка с красной капустой и валованчики маседуан. Валованчики маседуан – пирожки из пресного теста, подаваемые к разным бульонам. Десерт на этом банкете состоял из пломбира орехового, мороженого фруктового, фруктов, пети-фура, различных сыров, миндаля. Вместе с десертом были поданы кофе и ликёры. Легко убедиться, что в меню кремлевских банкетов 4 декабря 1941 года и 22 декабря 1943 года наряду с известными французскими кулинарными терминами («огратен», «пуаврад», «консоме», «парфе», «пети-фур», «оливье», «паризьен») имеются и исконно русские («расстегайчики», «сёмга», «балык», «нельма», «рябчики»).
При составлении меню дипломатических приемов в Кремле учитывались кулинарные пристрастия И. В. Сталина. Именно по рекомендации Сталина на обедах в Кремле 4 декабря 1941-го и 22 декабря 1943 года на горячее подавалась отварная нельма. Нельма водится в бассейне Северного Ледовитого океана. Сталин сам ловил эту рыбу для пропитания в период пребывания в заполярной ссылке в Курейке в 1913-1917 годах. Вероятно, было трудно удивить каким-либо экзотическим яством У.Черчилля, который был искушенным гурманом. Однако даже Черчилль, в жизни которого еда играла важную роль, был просто поражён тем эксклюзивным угощением, которое ему предложили на приеме 14 августа 1942 года. Специально для британского премьера приготовили наиболее известное блюдо грузинской кухни – шашлык.
Но поданный Черчиллю шашлык был не совсем обычным. Офицер НКВД П.Русишвили, который служил в спецподразделении, готовившем еду для Сталина и его гостей, в одном из позднейших интервью подробно рассказывал о том, как готовили шашлык из мяса двухнедельного ягнёнка, предназначавшийся для У. Черчилля. Кроме материнского молока такой ягненок не должен был пробовать ничего другого. Ягненка разделывали в присутствии врача: малейший дефект на печени или на лёгких давал основание для выбраковки. В течение суток тушка выдерживалась в холодильнике, и лишь после этого приступали к приготовлению шашлыка. Черчилль остался доволен приготовленным для него блюдом кавказской кухни: мяса шашлыка буквально таяло во рту.

Вспоминая о банкете 30 октября 1943 года, переводчик Сталина, В.Бережков писал: «Генерал Игнаташвили, ведавший церемониалом приемов, составил особенно изысканное меню. В разложенных у каждого прибора кремовых карточках с тиснёным государственным гербом Советского Союза перечислялись блюда русской, французской и кавказской кухни». Всё вышеизложенные позволяет утверждать, что на дипломатических приёмах в Кремле в 1941-1945 годах имел место своеобразный синтез классической европейской (точнее – французской), русской и кавказской (грузинской) кухни.
Трудно однозначно судить о реальных кулинарных пристрастиях Сталина и его отношения к еде на основании свидетельств иностранных участников кремлевских дипломатических приемов. Так, А.Гарриман вспоминал, что на банкете 14 августа 1942 года Сталин отведал лишь немного сыра и картофеля. Он объяснил Гарриману, что до этого успел поужинать. Ш. де Голль, наоборот, акцентировал внимание на том, что на приёме 9 декабря 1944 года советский лидер много ел.

Естественно, помимо обильного угощения, гостям на дипломатических приемах в Кремле предлагались различные виды алкогольных напитков. А.Гарриман отмечал, что подле каждого из участников приема 1 октября 1941 года стояли бутылки с перцовкой, красным и белым вином, коньяком. Шампанское было предложено по окончании основного обеда, когда наступало время десерта. К. Прушински свидетельствовал, что на банкете 4 декабря 1941 года пили коньяк, зубровку, «российское бренди» (коньяк), московскую водку и «наилучшую из всех» – «Рябиновку». Прушински именовал её «красной водкой», но, скорее всего, это была крепкая настойка (рябина на коньяке). В ходе застолья первые бутылки спиртного сменялись последующими, а рюмки наполнялись вновь и вновь.
А. Иден вспоминал, что на обеде 20 декабря 1941 года после водки гости пили вино, а затем – советское шампанское. Особенно поражала воображение высоких иностранных гостей имевшая на цвет желтовато-коричневый оттенок перцовка – водка, настоянная на горьком перце. Перцовка была предложена гостям, среди других алкогольных напитков, на обеде 20 декабря 1941 года. Её употребляли члены британской делегации, когда была провозглашена первая серия тостов. И.Майский свидетельствовал, что в этот момент произошел забавный инцидент. Перед А.Иденом в числе других алкогольных напитков стояла большая бутылка перцовки. Желтоватый цвет жидкости в ней, возможно, напомнил английскому дипломату привычный виски. По свидетельству Майского, британский дипломат изъявил желание попробовать перцовки. Сталин взял бутылку, налил бокал Идену. Тот сделал большой глоток непривычно крепкого напитка, после которого, лишь отдышавшись, смог прийти в себя.

В годы Второй мировой войны представители союзных держав, присутствовавшие на банкетах в Кремле, испытывали определённое неудобство и даже внутренний протест по поводу того изобилия яств и алкогольных напитков, которые предлагались им на дипломатических приемах в Кремле. Столы в Кремле ломились от различных деликатесов, в то время как народ голодал. Гарриман находил данное обстоятельство просто отравительным." - http://back-in-ussr.com/2015/10/chem-kormi...1-45-godah.html